— Скажем маме, что щенки продавались с сопутствующими товарами. Семь бед — один ответ!

У меня сразу пропала вся обида.

— Не надо попугаев. Лучше на такси доедем. В метро нас с собакой не пустят, — сказал я.

Мне было радостно, что мы с папой не потеряли друг друга в такой огромной толпе, и купили щенка, и идем домой, где наша мама, наверно, уже готовит вкусный обед и не знает, что теперь нас будет четверо: папа, мама, щенок и я.

Наш щенок, наверно, принял чью-то длинную ногу в сапоге за столб и поднял уж было лапу, но я вовремя дернул за ремешок и побыстрей увёл щенка с территории рынка.

ГЛАВА 8

Мы заняли очередь на такси. За нами встала тётенька, которая не хотела покупать рыбок, но купила петуха. Папа раскланялся с ней и воскликнул:

— Потрясающая покупка!

В одной руке тётенька держала сумку с петухом, а в другой — картину старичка с бледной курицей, Щукой, яблоками, пивом, раками и безглазым гипсовым человеком.

Чтобы позолоченная рама не пачкалась, тётенька поставила её на туфлю с огромной пряжкой.

— За сколько вам достался этот шедевр? — тихо спросил папа.

— Четыре рубля, — так же тихо ответила тётенька и прижала картину к ноге, подозрительно посмотрев на любопытных зевак.

Папа ещё больше напугал тётеньку:

— Такое бывает раз в жизни. Вам чудовищно повезло. Но вы сошли с ума! Такие шедевры в Лондоне возят в бронированных каретах под охраной молодчиков с бесшумными лазерами и мазерами.

Тётенька заулыбалась, не зная, верить папе или нет, а я представил, как на броневик, в котором перевозили тётеньку с картиной, напали бандиты — пять Фантомасов, разогнали всю охрану, не побоявшись лазеров и мазеров, и постучали в дверь броневика.

Кыш, Двапортфеля и целая неделя - pic_9.png

«Кто тут?» — спросила тётенька.

«Свои!» — ответил басом главный Фантомас.

Я представил, как доверчивая тётенька открыла дверь броневика, у неё из рук вырвали картину, но тут из сумки с «молниями» закукарекал Петушок — Золотой гребешок, и все бандиты от страха попадали на землю с поднятыми руками…

Тут щенок почему-то рванулся, но я крепко держал в руке поводок. Мне показалось, что в толпе мелькнуло помятое лицо его бывшего хозяина.

Пока мы стояли в очереди, нас несколько раз спрашивали, сколько мы отдали за щенка. Папа отвечал, что этой собаке нет цены, что она дороже бенгальского тигра, муравьеда и цветного телевизора.

Тётенька даже предложила поменять картину с петухом в придачу на нашего щенка, но папа вежливо отказался…

В такси щенок улёгся на резиновый коврик и прижался к моим ногам. Он всё ещё дрожал.

Папа всю дорогу разговаривал с шофёром про новую «Волгу» и собак.

Когда мы въехали на нашу улицу, он вздохнул и уныло посмотрел вокруг, как будто всё так же, как на той неделе, стало для него серым и скучным.

А мне было радостно и празднично! Но всё ещё как следует не верилось, что щенок мой взаправду, что мы вместе будем гулять и играть. Пока он не вырос, я буду его защищать, а потом уж он сам никогда не даст меня в обиду. «А то, что у тебя нет имени, — ерунда! Придумаем! Только не скучай по тому человеку! Не стоит, наверно, из-за него переживать…»

Так я думал и ласково гладил щенка, а он всё доверчивей тыкался в мою ладонь сухим и горячим носом.

На прощание шофёр посоветовал не давать щенку каких-то трубчатых костей от куриц, гусей и уток. Потому что он сам однажды подавился такой костью, и её пришлось вытаскивать самым сильным магнитом нашей страны.

Папа скучным голосом объяснил, что никакие магниты не притягивают костей.

Но шофёр всё-таки доказал папе, что некоторые магниты притягивают даже гречневую кашу, потому что в ней много железа. Папа слегка застонал — он ненавидел гречневую кашу — и расплатился с шофёром. Шофёр не велел давать щенку грецких орехов, пирогов с грибами, красной икры, фазанов, крабов и, расхохотавшись, уехал.

А нам было совсем не до шуток.

— Тэк-с, тэк-с, — сказал папа, посмотрев на наше окно, и как следует подтянул брюки. — Действительно, мы совершили нечто необычное. Пошли. Что ж теперь делать… Тэк-с, тэк-с… За мной!

Но щенок не откликнулся на имя Тэкс. Он обнюхивал угол нашего дома, потом задрал голову вверх и вздохнул, наверно, подумав: «Большой какой дом. Весь сразу не обнюхаешь».

ГЛАВА 9

Когда мы вошли во двор, кто-то сразу закричал:

— Двапортфеля!

— Эгей!

— Он с собакой!

Папа и на этот раз не понял, что Двапортфеля — моё прозвище. А я решил никогда на него не откликаться и тут же догадался: настоящее имя щенка забыли, а он помалкивает, не откликается на другие имена и ждет, когда назовут правильно. Вот и я так же буду помалкивать, пока им не надоест кричать «Двапортфеля!».

…Мы с трудом прошли сквозь толпу ребят в подъезд. Папа вызвал лифт. Лифтёрша тётя Кланя зло предупредила:

— Если кабину будет опоганивать, я ЖЭКу пожалуюсь. С тряпкой теперь за вами ездить?

— Этого ещё не случилось. Зачем шуметь раньше времени? Вот когда случится, тогда и пошумим, соберёмся и пошумим, — тихо сказал папа. — Щенок прекрасно знает правила поведения в лифтах. Он родился и вырос в высотном доме.

— Как зовут-то мохнатого? — угрюмо спросила наша лифтёрша.

— Пока что инкогнито, — сказал папа, подумав.

— Не выговоришь! — удивилась тётя Кланя.

— Что за имя Инкогнито? — спросил я папу в лифте.

— Инкогнито — это не имя. Это означает, что щенок пожелал временно остаться неизвестным.

Поднялись мы благополучно и встали перед нашей дверью.

Мы слышали, как мама скоблит ножом сковородку и что-то весело напевает. Один шаг отделял нас от обеда, а из щели около замка прямо нам в носы ударял запах котлет с луком и дух горячих макарон, которые мама только что переложила из кастрюли в миску с дырочками.

— У-ух, какой обед! — взвыл папа и, набравшись смелости, шепнул мне: — Поднимись на площадку. Я иду первым. Беру огонь на себя.

Я поднялся повыше. Папа как ни в чём не бывало замурлыкал песенку, воткнул ключ в замок и быстро вошёл в квартиру.

Я ждал ни жив ни мёртв, взяв щенка на руки, и заранее решил пообещать маме всё, что угодно, лишь бы не отдавать щенка обратно.

И научиться быстро читать, и не ломать приёмник, и не забывать здороваться с соседями по подъезду, и не пить после обеда холодную воду, и вытирать насухо руки, чтобы не было цыпок, и глотать зимой рыбий жир, и не повторять нехороших слов.

Всё, что мама захочет, я могу пообещать и выполню своё обещание.

Не знаю, сколько я ждал с задремавшим щенком на руках. Вдруг щёлкнул замок, папа вышел на площадку и поманил меня рукой. Сразу стало видно, что он брал огонь на себя — он стоял в одних трусиках и в майке и был очень растрёпан, как будто мама намылила ему голову.

Я спустился с лестницы. Папа пропустил меня вперёд, и тут навстречу мне из комнаты вышла рассерженная мама с одёжной щёткой в руках и с запылёнными папиными брюками на плече.

— Вот, — сказал я, сглотнув слюну, и приготовился разреветься.

— Прапрапрадед у него фон Тюбинсгаузен Второй, а бабка — баронесса фон Глейшвильбук, — осторожно заметил папа.

Мама, всё ещё ничего не говоря, вручила ему брюки и щётку. Потом взяла у меня щенка и подержала его на вытянутых руках перед собой, как меня маленького на фотокарточке.

Кыш, Двапортфеля и целая неделя - pic_10.png

А щенок — смешной, лохматый, беспомощный — дрыгал задними лапами и сквозь космы, свисавшие со лба, смотрел на маму.

— Бедный пёс! Худоба. Рёбер только из-за шерсти не видно, — наконец сказала мама, и, прислонившись к стене, я вздохнул с облегчением.

Она не разозлилась! Она разрешит! Она бы так не говорила, если бы не хотела разрешить!

— Понимаешь, я вовремя сообразил, что такой пёс, кроме службы и дружбы, даст нам массу шерсти. Мы навяжем носки, свитера, лыжные шапки, а для тебя — пальто джерси, — осмелев, сказал папа. — Мы победим простуду, не будем бюллетенить и пропускать уроки!